| П`ятниця 19.04.2024 16:48 |
Вітаю Вас Гість Головна | Реєстрація | Вхід | RSS |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Головна » Статті » Про Джублик пишуть » Про Джублик розказують |
Наука креститься по-украински
Не всегда выбираем дороги, дороги часто выбирают нас. Они же ведут по всем мирам, куда лишь заносят наши и не наши житейские дела.
Где бы не был, как наступит воскресенье, я, христианин, ищу своей небесной гавани, как будто тот корабль, что его после бури прибило к берегу. Иду к храму, чтобы час-две побыть в разговоре с Богом. Непреодолимое это желание, и я им дорожу. Приодягаюсь, как могу, по-празднично и иду туда, где христиане, потому что где “двое молятся, между ними Господь”. В Польше прошкую к костела, в России – к церковець и соборов. Будто вчера спешил, когда удалось, под церковные бани на Заполярье, где мне пришлось служить в армии. Так же через годы было во время путешествия Сахалином. Молился я в московских, петербуржских, рижских, вильнюсских соборах. Одинаково и в Венгрии, Боснии, Хорватии, Грузии, Армении был я в воскресенье в храмах среди христиан, хотя и разных конфессий. И никогда и нигде не чувствовал себя чужим. Конечно, литургия в латинском или георгианскому обряде не производит на меня того впечатления, что Божественная литургия божественного Иоанна Златоустого, однако везде и всегда переживаю много моментов, когда душа чувствует близость Господа. Это в мечетях или синагогах я турист. В христианском мире каждый храм для меня – дом с окнами к небу. Да, к небу, к Богу. Вдохновенные святые отцы назвали икону окном в небо. Человек, который коснулся иконы, причастился небом. Она похожа на пчелу, которая собирает нектар. Но только это нектар нектаров, потому что нектар тот – духовный. Куда же мне идти в Киеве, когда живу напротив Киево-печерской лавры, у супругов Нины Матвиенко и Петра Гончара. Перешел дорогу – и я в святыне, которая притягивает к себе светом деяний Антония и Феодосия Печерских, жизнью десятков других святых. Не моя вина, что лавра до сих пор под управой Москвы. Та же иду не к московским церковным правителям, иду к храмам, откуда начинается Украина христианская, тогда еще называемая Киевская Русь. Весь христианский мир здесь: по одежде священников, монахов, можно сориентироваться, кто и откуда приехал. Самая глубокая молитва – когда всходит солнце, потому что и душа “всходит”, просыпается вместе с солнцем; может, у кого-то по-другому, а у меня так. Не зная распорядок, на рассвете пошел в лавру и сразу присоединился к веренице людей, которые спускались на нижние террасы из высоких днепровских холмов, к Хрестовоздвиженского храма, одного из самых старых в лавре; он там, где нижние и верхние пещеры. В храме еще немного людей, и я, как всегда, иду к тетраподу, к иконе. – Стоп! – резко и больно прерывает меня ребром руки молодой монах – точь-в-точь, как турникет в метро. Одно слово, одно движение, – и теряю чувство, которое привело меня в церковь. Я уже в общественном транспорте да еще и, выходит, проштрафился. Стою рядом с монахом, по возрасту моим внуком, и молюсь за него, а еще прошу Бога, чтобы быстрее вернулся ко мне молитвенный дух, что его так неожиданно потерял. – Как ты крестишса? – тот же монах с лицом монгола бьет меня по руке. Экзекуция еще не окончилась. – За что вы меня бьете? Как научили, так крещусь. Я греко-католик, – сознаюсь, наивно думая: может, у греко-католиков крестятся по-другому. – Ах, так. Греко-католик? Ану уходи отсюдова. Ето не твоя церквей. Ето наша церквей. Мы тебя сечас виведем отсюдова! Что он от меня хочет? Может, ему не нравится мой вышит галстук – явно националист. – Если это ваша церковь, то покажите мне хоть один гвоздь, который вы забили? А вы чужой на этой земле, потому что даже не хотите выучить ее язык. Вы презираете нас, – не выдерживаю напасть. В наш разговор вмешивается третий, похоже, армянин. Так и есть: – Эвон правильно сделал вам замечание. Вы неправильно креститесь. Еще мне адвоката недоставало! – Но эвон должен бил ето сделать на любви, – добавляет армянин. Служба Божья еще не началась, и мы выходим на двор. Через минут двадцать глубокого доверчивого разговора я не только умею правильно креститься, но и выясняю для себя много сложных вопросов. И, что главное – имею вторая. Мы обмениваемся телефонами и обнимаемся, как родне. Григорий Амбарцумян приглашает к своему дому, в Москву: “Там ты будешь у меня самом лучшим гостем”. Я так же гостеприимно зову своего нового друга к Львову. – Он много сделал для меня, этот монгол… Научил креститься и познакомил с тобой, Григорию. Иначе ты ко мне не подошел бы. – Да, ето так. А что в такой способ. Небеса тебя учат смирения… – Как-то должен отблагодарить монаху. Хотя он поступил со мной грубо, но научил хорошего. Почему же все важные знания даются мне так жестко? – делюсь с Григорием грустным мнением. – У Бога нет ничего случайного. И в жизни человека тоже. Следующего утра иду с большим букетом цветов. В притворе встречаю монаха и протягиваю букет: – Брате, я хочу вам благодарить за науку… – Какой я тебе брат?! Уходи отсюдова! – и говорить со мной не хочет. Делаю еще одну попытку, ничего не удается. Не есть Амбарцумяна, нет с кем посоветоваться, что делать. На литургии становлюсь около иконы Матери Божьей и кладу цветы около нее. Это место стало привычным для меня, простоял здесь на литургиях каждое утро в течение недели. Началась Служба Божья. Вдруг чувствую, что на меня кто-то смотрит со стороны иконы. Взгляд такой сильный, кажется, будто касается физически. Оглядываюсь и вижу молодую, может, висимнадцятиричну-двадцятиричну женщину в траурном наряде. Она смотрит на меня с неописуемым чувством, как иметь на свой детеныш в колыбели: на меня льется непознанный и неизвестный неземной поток любви. Женщина показывает мне, как креститься, и когда ее рука идет книзу, говорит: “К пупку”. Именно этого из невнимательности не допытался в Амбарцумяна, а теперь уже знаю. Кто же эта женщина? Еще раз возвращаюсь к ней и показываю, правильно ли составляю пальцы для знака креста. Она улыбается. Знает, что знаю, как, потому что уже крестился. Просто не нашел другой способ еще раз глянуть на ее лицо. Она направду неземной красоты, это сама женственность, утонченная женственность. Но почему она радостна, когда в трауре? Почему у нее столько любви ко мне, совсем ей не известного? Эти вопросы скоро исчезают, потому что со мной происходят странные изменения. Меня начинает расшатывать, как листок на ветре – чувствую себя таким невесомым, как листок. Едва не падаю и говорю к женщине: “Мне плохо. Должен пойти к дверям”. Туда несколько шагов, и я приседаю около щели, где пробивается свежий воздух. После службы выхожу на двор и рассматриваюсь вокруг, чтобы еще увидеть таинственную женщину, но она не выходит из храма, а может, быстрее выбралась. Кто это был: реальна женщина или виденье – не знаю да и буду ли когда-либо знать. Дома так и говорю Нине Матвиенко: кто-то учил меня креститься, но кто – загадка. Следующего утра опять несу букет цветов для монаха, а он опять выгоняет меня из храма, правда, без физических усилий. Не могу понять его ненависть. Он даже отказывается продать мне просвиру и свечечки, потому что я чужой, греко-католик. Потом, правда, уступает: свечечки все же продает, просвиру – нет. Какой-то хороший паломник – потому что все все слышали, “торг” был гласный – дает мне свою просвиру. А еще монах требовал, чтобы я исключил из списков на молитву всех греко-католиков, потому что они, мол, в этой церкви молятся только по православным. Учась смиренность, я это выполнил, но прибавил, вручая списки: “Здесь все лишь православные, но которые московского патриархата, которые киевского, которые к автокефальной принадлежат, я не знаю”. – Но мы молимса только за масковскаго! – Так и делайте. А кто московского, вынюхайте сами. У вас должен быть хороший нюх, – отрубил я, пометав церковь. На пятую утреннюю литургию пришел с букетом цветов просто к иконе Матери Божьей. А поскольку к службе еще оставалось несколько минут, присмотрелся к изображению. “Но это же та же женщина, которая учила меня креститься”, – из большого удивления едва не воскликнул я. Сомнения не могло быть: иконописец рисовал Мать Божью из виденья, которое он сам видел или кто-то другой или копировал из иконы, нарисованной из виденья. Через две недели Богородицу, которая учила меня креститься, я увидел на иконе, которую рисовал иконописец, профессор Львовской академии искусств Роман Василик, – для храма в урочище Джублик на Закарпатье, где Мать Божья разговаривает с двумя детьми: Мар’яной Кобаль и Еленой Куруц. А рисовал художник из их рассказов. И когда недавно дорога опять привела меня в Джублик, первый вопрос, с которым обратился к Матери Божьей, был: “Кто меня учил в Киеве креститься?”, на что услышал ответ через Мар’янку Кобаль: “Мать Божья говорит, что Она”. У христианина есть несколько оберегив, которыми он защищен в этом мире: крест, свяченая вода или хлеб, молитва и пост. На этом особенно отмечает мать Тереза в своей чрезвычайно интересной книге. В Киев у меня одного оберегу не было, крестился я неумело и небрежно. Но хожу к церкви и вижу, что подавляющее большинство людей крестятся как попало, и священникам безразлично, они не обращают на это внимания. Но хоть бы собственным примером показывали, как это делать. Та же нет, крестится ли не каждый третий так, как будто в верхних карманах ищет копеек. И почему-то именно у тех “искателей” больше всего учеников. Роман Дидула, писатель, живет во Львове Джерело: http://kuristu.ru/?p=257#more-257 | |
| Переглядів: 2936 | Коментарі: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всього коментарів: 1 | |
|
| |
0
| dkz © 2024 |  |